Фемида не в курсе как снизить детскую смертность?

Азовский судья А.А.Кулешов, похоже, не скрывает, что знаком с местным колоритом по рассмотрению уголовных и гражданских дел «о смерти новорожденных»…

Странный поворот наблюдается в деле о гибели в Родильном отделении БУЗОО «Азовская ЦРБ» в марте 2017-го года новорожденного младенца.

По версии следствия, Росздравнадзора и экспертов из Санкт-Петербурга, ЧП случилось из-за халатного отношения к своим обязанностям местного врача-неонатолога

Алевтины Ивановой.

На предварительном следствии женщина вину «полностью признала».

Более того, она добровольно и в присутствии адвоката подписала ходатайство о рассмотрении дела в «особом порядке». А вот в судебном заседании от позиции, ранее высказанной «в здравом уме и твердой памяти», категорически отказалась.

Судья Андрей Кулешов странную метаморфозу своей подопечной никак не прояснил. Смена ориентации от «полностью признаю» до «категорически не согласна» его даже не заинтересовала. Так показалось не только потерпевшим – молодым родителям, у которых за сутки пребывания под опекой медиков погиб ребенок, но и гособвинению. Служитель Фемиды, видимо, почувствовав это, как будто даже поторопился побыстрее закрыть тему обсуждения, вняв желанию подсудимой «высказаться по этому поводу после всех опрошенных

по данному делу».

На следующем заседании равноудаленная позиция председательствующего продемонстрировала еще больший крен в сторону подсудимой.

Буквально феерию каверзных и явно пристрастных вопросов из уст судьи пришлось выслушать допрошенному директору филиала «РГС-Медицина» в Омской области Е.Г.Сальниковой. Елена Геннадьевна, медик по специальностям «педиатрия», «неонатология» и «экспертная деятельность» (стаж – более 10 лет), похоже, была явно смущена тому напору и репликам, с которыми служитель Фемиды буквально «выжимал» из нее показания, видимо,

кому-то нужные.

Хотя ранее специалист, отвечая на вопросы прокурора, разложила все по медицинским полочкам и регламентам и пояснила, что, по ее мнению и судя по имеющейся в деле документации, вина подсудимой не вызывает сомнений:

- При проведении мной проверки были выявлены дефекты оказания медицинской помощи новорожденному.

И подробно, неоднократно пояснила, в чем это было выражено. И на ее взгляд, и в соответствии с нормативной базой. Именно в отношении подсудимой.

Так, у младенца была ярко выраженная гипотермия – температура тела у ребенка была почти на 2 градуса ниже нормы, но это никак не отражено в истории болезни и записях дежурного медика. Более того, ребенок не был своевременно помещен под источник дополнительного тепла. А когда, по документам, был помещен, то «лучистого тепла» было недостаточно: температура тела у малыша не изменилась в нужную сторону.

- Это не просто причина дискомфорта, это очень важный показатель для первых часов жизни ребенка…

Кроме того, госпожа Сальникова в разных интерпретациях пыталась донести до участников процесса еще более важный дефект оказания медпомощи. Так, при осмотре врачом-неонатологом (подсудимой Ивановой) «не была проведена оценка состояния новорожденного по шкале Даунса или Сильвермана с целью выявления дыхательной недостаточности и степени ее тяжести». Осмотры (по документации) проводились регулярно, но сводились к пассивному созерцанию того, как не улучшается стабильное состояние новорожденного

«средней тяжести».

Цианоз (появившаяся синюшность лица и тела), вялость, маловесность, постанывание, учащенное дыхание, неоднократные сохранения беременности в стационарах, ОРЗ накануне родов – весь этот комплекс особенностей новорожденного никак не озаботил специалиста-неонатолога!

По мнению Елены Сальниковой, если бы медик применила имеющиеся у нее специальные познания и оценила дыхательную активность младенца по вышеназванным шкалам, то это позволило бы придать ее записям динамику и своевременно понять и констатировать в медицинских терминах, что происходит внутри маленького и уже, видимо, больного организма.

В условиях, когда другие методы диагностики инфекции дыхательных путей в условиях Азовской ЦРБ отсутствуют, это уже вопрос не профессионализма и опытности врача, а вопрос жизни и смерти пациента. Ведь в сельском родотделении нет ни аппарата для определения кислотной основы крови (определяет уровень газов – PH крови), ни переносного аппарата специального R-излучения, способного выявить даже слабые изменения в легких в первые часы жизни. Об этом неонатолог Иванова достоверно знала. И будет на это ссылаться.

Но медлила.

Даже слушателям стало понятно, что доктор не предприняла все возможности для спасения новорожденного.

Более того, с ее стороны не было даже попыток что-то изменить. Например, обратиться к заведующей отделением, к более опытным коллегам, в Областной перинатальный центр, в РКЦ (реанимационно-консультативный центр) Областной клинической больницы. Ничего этого сделано за двенадцать часов "дежурства" не было.

- Болезнь прогрессировала, ребенок умирал, а врач бездействовала, - считает Зинаида Г. прабабушка умершего мальчика, не смотря на возраст и состояние здоровья, она посещает каждое судебное заседание.

- Я в шоке.

С мнением родственников понятно. Но даже они не уверены, что в случае своевременного принятия мер, ребенок остался бы точно жив.

Внутриутробная инфекция (ВУИ) вещь коварная. Однако, показательна статистика по России за 2017 год: летальный исход при диагнозе ВУИ у младенцев первых дней жизни варьируется на уровне… 1,66%! То есть, умирает один-два из сотни инфицированных младенцев. Шанс был. И не плохой.

С другой стороны, никто и не настаивает на 100%, что все могло сложиться по-другому. Мальчик мог умереть и при выполнении всех медстандартов со стороны неанатолога-реаниматолога-акушера-педиатра. Но никто не может знать, как бы оно могло быть. На самом деле. Ведь у истории, тем более, летальной, нет сослагательного наклонения. Есть только «свидетельство о смерти» и могилка.

На кладбище.

Вывод свидетеля Е.Г.Сальниковой о том, что «в нарушение п.18, 21, 22 Приказа Минздрава России от 15.11.2012г. №921п «Об утверждении Порядка оказания медицинской помощи по профилю «неанатология», недооценка состояния новорожденного, несвоевременность начатого лечения привели к невозможности предотвратить летальный исход», казалось трудно чем-то «перебить».

Но не для судьи Андрея Кулешова. Начал свою экзекуцию и осаду медика он издалека. Типа, давайте представим, что я ничего из того, что сказано, не понимаю, ни в медицине, ни в детях, ни в неонатологии. Докажите мне, что именно Иванова виновата. А не Петрова, Сидорова.

После того, как врач повторила ему все аргументы по второму кругу, судья выразил установку своих вопросов более конкретно:

- Ребенок-то и так бы умер…

И сказано это было с таким подтекстом, что, вроде как, причем здесь потуги Ивановой – дескать, все, что было или не было с ее стороны сделано, как мертвому припарка. «Не предрешено ли все было» - видимо, на этот вывод эксперта рассчитывал судья. И, как мог, где перебивая, а где и повышая голос, перечислял, что этому могло способствовать. По его мнению. Сложность заболевания, скоротечность воспалительных процессов, неоснащенность медучреждения.

- Если бы, да кабы меня не устраивает, - судья окончательно ввел эксперта в ступор. Как ему, видимо, казалось.

По логике, следующий вопрос мог быть и таким: за что мы здесь бедолагу-медика судим?! Ну, умер ребенок, что в жизни не бывает…

Похоже, что от такого гипотетического цинизма даже местный прокурор как-то  встрепенулся и взглянул на происходящее в зале суда каким-то

Иным взглядом.

В Азовском Роддоме чуть ли не каждый год умирают то рожнницы, то новорожденные...

Понятно, что под таким напором Фемиды свидетель Елена Сальникова слегка растерялась. Но, будучи профессионалом высокого уровня, собравшись с мыслями, и с клятвой Гиппократа наперевес в который раз внятно и доходчиво объяснила председательствующему почему согласна и с выводами следствия, и с выводами коллег-экспертов

из Санкт-Петербурга:

«Где написано, что нужно было дать оценку состояния ребенка по шкале Даунса?!» - не унимался судья, мотивируя это тем, что «ничего в этом не понимаю».

- Нам, юристам, нужно, чтобы все было четко. Первое, второе, третье…

Ему подсказали, что данный стандарт описан и прописан к применению в учебном пособии профессора Н.П.Шабалова «Клинические рекомендации…»…

- Так, есть у подсудимой состав преступления или нет, вот что Вы мне должны сказать! – еще раз огорошил и как-будто попытался окончательно выбить из колеи свидетеля судья Андрей Кулешов. Та не поддавалась. Ответствовала, что "этот вопрос за гранью моих профессиональных и экспертных полномочий". И еще раз «разжевала» свою позицию:

- Я дала заключение, что «смерть ребенка была условно предотвратима». Если бы врач выполнила все положенные рекомендации, если бы обогрели, если постояли бы над ребенком, а не ограничились осмотрами, если бы оценили дыхательную недостаточность по баллам, если бы забили вовремя тревогу, если бы вовремя проконсультировались в РКЦ, если бы настояли на переводе пациента в медучреждение другого уровня, то можно было бы избежать

летальный исход …

Судья… как будто не слышал!

- Кто мне на пальцах объяснит, зачем нужно было оценивать состояние ребенка по шкале, как его, Даунса, если не было к этому показаний?! По документации…

Поясняем. В силу того, что было озвучено в рамках судебного заседания. В Родильном отделении БУЗОО «Азовская ЦРБ» отсутствует аппаратура необходимая для того, чтобы врач мог своевременно и правильно поставить тот или иной диагноз. А раз нет аппарата для определения кислотной основы крови, нет переносного оборудования для R-графии грудной клетки, то в этих условиях врач обязан в своих выводах и подозрениях опираться на иные, клинические, данные. Единственная такая возможность в условиях сельского роддома это наблюдение и описание симптомов по шкале Даунса. Только так можно было своевременно установить динамику состояния дыхательной активности ребенка (помещенного в палату интенсивной терапии -!) и вовремя забить тревогу (хотя бы обратиться в город -!). Иного инструмента у врача-неонатолога Ивановой не было. Но она им даже не воспользовалась. Своевременно. Видимо, именно в этом суть претензий к подсудимой и коллег-экспертов,

и Закона.

На кладбище села Азово покоится много малышей...

Возможно, все это в лучшем виде донес бы до Фемиды представитель потерпевших – Александр Грасс, но судья А.А.Кулешов не допустил его в процесс.

Причина – тот был допрошен в судебном заседании в качестве свидетеля и тем самым по ст. 72 УПК РФ не имеет право представлять интересы молодой супружеской пары.

Грасс полагает, что при вынесении постановления по данному ходатайству потерпевших судом не были учтены все обстоятельства. Имеющие значение.

- Дело в том, что когда меня допрашивали свидетелем и на стадии следствия, и в суде я уже был представителем потерпевших по нотариальной доверенности. И сотрудникам СКР, и служителю Фемиды было об этом достоверно известно.

Таким образом, свидетельские показания представителя по доверенности выглядят не совсем «чистыми». С юридической точки зрения. Как, впрочем, и отказ Грассу в исполнении переданных ему полномочий представителя.

Данное решение суда, по словам потерпевших,

будет обжаловано.

(продолжение следует…)

Анастасия Добробабина

менеджер спецпроектов ОПП